Мы, не обученные ничему,
кроме стыда, хождения по струне,
страха, вины, ответа "по кочану",
вынуты в наспех выданной нам стране.

Стрёмная наша такая феличита, —
и тишина сбегала от нас, визжа.
Мы, не умевшие ни черта,
но жаждущие любить и уничтожать,

каждый — пока ещё чистый весенний лист,
каждый в школьном портфеле хранит свой склад:
карикатуры на вышестоящих лиц,
письма, где порнография и тоска.

Наш ли в подъезде звенит запрещённый смех,
наши ли там признания выбиты вкривь и вкось?
Вспомни, какой хирургический страшный свет
нас прошивал насквозь.

Битое стекло, но красивый скол.
Солнечный круг на стене тюрьмы.
Соедини мясорубку и калейдоскоп —
это и будем мы.

Гарри Гудини, сбегающие из вины,
нежные, не сглаживающие углов;
даже не подозревавшие, как вредны
и насколько иначе всё быть могло,

с самого утра уже на ножах, —
тут не до чашки чаю, когда война.

Как же мне нас, тогдашних, сегодня жаль,
как я завидую нам.

(с)